Предупреждение, профилактика и разрешение межэтнического конфликта

Лучшее лечение – профилактика

Как отмечает В.П. Пугачев, исходным моментом эффективного обращения с конфликтами является их диагностирование, предполагающее сбор и анализ разносторонней информации. По мнению ученого, наиболее важны следующие моменты: причины, то есть противоречия, лежащие в основе конфликтной ситуации, его природа, история, фон (среда), стадия, тенденции, стороны, а также отношения последних к конфликтной ситуации и между собой. Автор отмечает, что диагностирование может быть и превентивным, что предполагает заблаговременное выявление противоречий, возможности складывания на их основе конфликтной среды, а также природы и главных последствий вероятных столкновений[1]. Ведение такой работы как на собственной территории, так и за ее пределами – важный элемент политики успешного государства[2]. Как указывает Е.И. Степанов, основная задача этноконфликтологической экспертизы состоит в налаживании "конфликтологического мониторинга и менеджмента как действенных инструментов, позволяющих фиксировать зарождение конфликтных ситуаций, выявлять их "болевые точки", уровень напряженности, динамику, характер действий конфликтующих сторон и.т. п."[3]

Предупреждение конфликта, по определению В.П. Пугачева, представляет собой "действия, исключающие зарождение конфликтной ситуации (точнее говоря, конфликта – С.П.) или же предполагающие устранение причин, источников конфликта, разрядку конфликтной напряженности, предотвращение формирования конфликтного создания, кризиса и конфликтных действий"[4]. Учитывая, что межэтнические столкновения легко эскалируются и имеют тенденцию становиться затяжными, наиболее эффективна работа, проводящаяся на латентной стадии. Такая деятельность требует наличия в государстве специально подготовленных людей, имеющих соответствующие полномочия и опыт работы. Эти специалисты должны понимать обусловленность межэтнических столкновений как объективными, так и субъективными факторами.

Как отмечает Т.Р. Гарр, для того, чтобы понять протест и бунт, следует подвергнуть анализу три общих фактора. Первый – изучение недовольства людей (автор подчеркивает, что здесь "недостаточно указать на крупные экономические и социальные структуры… необходимо понять, как люди интерпретируют те ситуации, в которых они оказались"). Вторым фактором являются убеждения людей по поводу того, оправдан ли риск, которому они подвергают себя, предпринимая политические акции и по поводу вероятности получения тех благ, на которые они тем самым претендуют. Третий фактор представляет собой баланс между способностью недовольных людей к действию и способностью правительств справиться с этим недовольством[5]. Как было указано выше, следует учитывать также роль внешних сил и различных экстремистских и прочих преступных организаций.

Поступление информации о наличии межэтнической конфликтной ситуации – серьезное основание для того, чтобы проверить и усилить работу правоохранительных органов. Известно немало случаев, когда роль "детонатора" конфликта играют как раз недобросовестные или просто непродуманные действия представителей последних, вызванные коррупцией, непрофессионализмом или отсутствием необходимой подготовки к законным и рациональным, но в то же время решительным действиям в критической ситуации. Как указывает Ю.Г. Запрудский, в ходе межэтнических конфликтов, охвативших в конце 1980-х гг. многие республики СССР, "Первые сообщения о жертвах.. буквально повергали в шок и оцепенение, которое затем сменялось ожиданием скорого и правого суда над виновниками насилия. Отсутствие адекватной реакции со стороны государства порождало глухое недовольство и стремление к самостоятельному возмездию"[6].

Поводом к "мятежу Родни Кинга", имевшему место в 1992 г. в Лос-Анджелесе, стал оправдательный приговор по делу четырех полицейских, обвиняемых в жестоком обращении с чернокожим, а также то пренебрежение к последним, которое продемонстрировали оправданные, выходя из зала суда[7]. Одним из событий, способствовавших эскалации межэтнического конфликта, имевшего место в начале 1990-х гг. в Респубилике Тыва, стал факт, когда толпе деклассированной молодежи удалось путем угроз и иного психологического давления добиться освобождения зачинщиков драки, задержанных отделом внутренних дел одного из поселков. Особое значение в этой связи приобретают учебные и контрольные мероприятия, а также координация межведомственного взаимодействия[8].

Как управлять вулканом

Американский политолог З. Бжезинский предполагает, что в перспективе "Существующие органы власти будут заменены учреждениями по управлению предкризисными ситуациями, задачей которых будет упреждающее выявление возможных социальных кризисов и разработка программ управления" последними[9]. Возможно, это чрезмерно смелый прогноз. Вместе с тем, совершенствование стратегий и тактик управления конфликтами становится общемировой практикой.

В.П. Пугачев определяет управление конфликтом как "контроль над его процессом и формами протекания с целью минимизации его издержек и максимизации позитивных результатов"[10]. Следует с сожалением отметить, что лица и организации, управляющие конфликтами, далеко не всегда заботятся о благе всех его участников. Так, если верить сведениям Плутарха, в Древней Спарте с ведома руководства политии ежегодно проводились криптии, в ходе которых молодые спартиаты убивали наиболее крепких и сильных илотов. Подобные примеры есть и в истории Нового и Новейшего времени.

По отношению к межэтническим отношениям в целом и конфликтам между различными этносами в частности нередко употребляется слово "толерантность". П.П. Николсон определяет это понятие как "добродетель воздержания от употребления силы для вмешательства во мнения или действия другого, хотя бы они и отклонились в чем-то важном от мнения или действия субъекта толерантности и последний не был бы морально согласен с ним"[11]. В соответствии с пунктом 1.1. Декларации принципов толерантности, данный термин "означает уважение, принятие и правильное понимание богатого многообразия культур нашего мира, наших форм самовыражения и способов проявлений человеческой индивидуальности. Ей способствуют знания, открытость, общение и свобода мысли, совести и убеждений". Согласно пункту 1.4. того же документа, ее проявление "не означает терпимого отношения к социальной несправедливости, отказа от своих или уступки чужим убеждениям". Вместе с тем, как утверждает А.И. Перцев, толерантность сама по себе не разрешает конфликта, не устраняет его причин, не снимает противоречие между его сторонами, а способна только перевести противоборство в относительно мирное, ненасильственное русло[12]. Упование на толерантность как некую панацею нередко, к сожалению, способствует использованию этого понятия демагогами, которые извращают его действительный смысл в угоду частным интересам, вступающим в противоречие с общими потребностями членов политически организованного общества.

Н. Тичи и М.А. Диванна полагают, что конфликт может быть разрешен на одном из трех уровней – силы, права или интересов. При этом решение конфликта на уровне силы являтся не только самым дорогим, но и наименее стойким.  По мнению авторов, наиболее эффективно и устойчиво регулирование, осуществляемое на уровне интересов[13]. А.Н. Чумиков выделяет три основные стратегии обращения с конфликтами: нормативную или морально-правовую, основанную на введении соперничества в рамки определенных правил, реалистическую, которая предполагает неизбежность противоборства и ставку на перемирие, а также интегративную, ориентированную на нахождение новых общих целей и ценностей[14].

В представлении авторов, принадлежащих к "позитивной школе" конфликтологии, решение конфликта означает не столько прекращение,  сколько введение его в определенные рамки. Л.Н. Козер говорит о "полностью институциализированном конфликте" с высокой степенью нормативной регуляции, согласованности и консенсуальности[15]. Однако будет ли способствовать разрешению межэтнического конфликта институциализация? Не приведет ли жесткое закрепление "линии фронта" к углублению противоречий между его участниками, увеличению дистанции между ними? И не вырвется ли стихия межэтнического конфликта из берегов,  в которые ее решили ввести "инженеры"-конфликтологи?

Разделять и властвовать?

Для ответа на поставленные выше вопросы есть смысл обратиться к дискуссиям сторонников и противников концепции "консоциетальной демократии", разработанной А. Лейпхартом. Этот ученый предложил не только сохранять, но и институционализировать существующие в полиэтничсских государствах этнические сегменты, передавать управление государственными делами коалициям, состоящие из представителей всех этнических сегментов, вводить пропорциональную (по этническому признаку) представительную избирательную систему и систему взаимного вето (элиты любого этнического сегмента могут отклонить правительственное решение в жизненно важных вопросах[16]. Сам ученый отмечал, что данная схема будет эффективной только в небольшой стране, для которой характерен множественный баланс сил (три или более стороны), причем эти силы достаточно однородны и изолированы, но готовы к диалогу, имеют определенные традиции согласования, а кроме того, в стране существуют разделения (например, классовые или религиозные), пересекающие границы сегментов[17].

Консоциетальное устройство устройство не всегда работает эффективно. Оно было свернуто в Северной Ирландии, Ливане, Шри-Ланке, очень хрупко в Бельгии, Канаде и Южной Африке. Оказалось, что консоциетальная демократия способна прекратить или хотя бы приостановить вооруженный конфликт, но, представляя собой лишь более или менее устойчивый компромисс противоборствующих сил, не создает устойчивой почвы для прогрессивного развития. М.В. Ноженко полагает, что данная модель представляет собой "механизм подготовки к демократическому "разводу" различных групп, оказавшихся в силу разных обстоятельств жителями одного государства"[18].

Д. Хоровитц предложил иной подход, включавший пять механизмов ограничения конфликтов. Первый из них предполагает распределение "точек власти" таким образом, чтобы  избежать возникновения одной фокусирующей. Средствами для этого является разделение властей как "по горизонтали" (выделение законодательной, исполнительной и судебной ветвей), так и "по вертикали" (между центром и регионами). Второй представляет собой устройство, которое подчеркивает внутриэтнические конфликты скорее, чем межэтнические. Организуется  борьба между членами одной этнической группы за занятие должностей и соревнование партий. Третий означает политику, которая повышает интенсивность межэтнического сотрудничества. Четвертый подразумевает меры, поощряющие уравнивание, базирующееся на интересах других, нежели этнических. И, наконец, пятый предполагает уменьшение неравенства между группами таким образом, чтобы снижалась неудовлетворенность[19].

Представляется, что прочную основу для урегулирования межэтнических конфликтов способна создать концепция коренных долговременных интересов членов политически организованного обшества, разработанная С.А. Дробышевским. Согласно этому научному подходу, стороны конфликта должны осознать, что государство представляет собой систему разделения и кооперации труда, каждый участник которой потребляет продукты труда других. Поэтому в его интересах, чтобы другие могли эффективно и качественно работать, а это немыслимо в том случае, если у них не будет условий для материального и духовного совершенствования. Осознав единство коренных долговременных интересов, можно найти решение, подходящее к условиям конкретной ситуации[20]. Разумеется, данная концепция, определяющая стратегию разрешения конфликтов, не отменяет и не принижает значение грамотной тактики, о которой пойдет речь в дальнейшем.

Между самодурством и преступным бездействием

Б.И. Хасан и П.А. Сергоманов выделяют три основных модели разрешения конфликтов: давление (конфронтация), переговоры и арбитраж[21]. Первая из них основывается на превосходстве ресурсов и не признает никаких аргументов, кроме силы. Ее применение приводит к победе одной из сторон, взаимному исчерпанию ресурсов или же отказу от этой модели. Давление может дать быстрый результат, однако невыгодно хотя бы потому, что оставляет недовольных, побежденных[22].

Сложно спорить с приведенной выше оценкой первой модели.  Однако применительно к межэтническим конфликтам нужно учитывать, что необходимость поиска мирного решения объективно существующих противоречий не отменяет обязанности государственных органов защищать конституционные права человека и гражданина, для обеспечения которых необходим устойчивый правопорядок. Если государство воздержится от применения силы по отношению к нарушителям последнего, то это неминуемо породит ощущение экстремистами своей безнаказанности и дальнейшую эскалацию насилия. При этом жертвами станут мирные граждане, не поддерживающие ни одну из противоборствующих сторон. Э. Горюхина приводит факты, когда гибели многих ветеранов Великой Отечественной войны в межэтнических конфликтах на Кавказе в 1980-1990-е гг.: "”Я не испугался фашистов, почему я должен бояться того, с кем прожил всю свою жизнь рядом?” - так мыслили многие фронтовики. Они погибали, едва выйдя за порог своего дома"[23].

И.В. Кочубей, возглавлявший в 1991 г. органы государственной безопасности Чечено-Ингушской АССР, утверждал впоследствии: "мы могли легко арестовать всех этих пареньков (сепаратистов – С.П.), которые и сами-то ожидали, как власть будет реагировать. Но нам не было указаний наводить порядок и вмешиваться в происходящие демонстрации"[24]. Подобное непонимание руководящими органами государства классических теоретических положений политико-правовой науки, выделенных Т. Гоббсом ("суверен… имеет право предпринять все, что он считает необходимым, в целях сохранения мира и безопасности путем предупреждения раздоров" внутри политии[25]) и М. Вебером ("государство есть то человеческое сообщество, которое внутри определенной области" с успехом претендует "на монополию… физического насилия"[26]) дорого обошлось сотням тысяч граждан.

Р. Дарендорф указывает, что давление в чистом виде не так уж часто применяется даже тоталитарными режимами. По его мнению, "большинство непарламентских форм государства очень осторожно сочетают подавление и регулирование конфликтов"[27]. Последнее же, как он утверждает, приводит к тому, что "конфликты не исчезают..; они не обязательно становятся сразу менее интенсивными, но в такой мере, в какой их удается регулировать, они становятся контролируемыми, и их творческая сила становится на службу постепенному развитию социальных структур"[28].

Переговоры

Переговоры представляют собой "модель организации конфликтных разногласий, которая предполагает "прямое" согласование интересов конфликтующих сторон через открытое обсуждение участниками своих разногласий"[29]. По мнению Б.И. Хасана и П.А. Сергоманова, именно это способ является "наиболее качественной, универсальной моделью организации конфликтного взаимодействия"[30].

Философ Г.-Г. Гадамер отмечал, что при ведении политических переговоров "решающей предпосылкой выступает способность воспринимать другого именно как другого.... действительные интересы другого, которые противостоят твоим интересам, но которые, если правильно их воспринять, быть может, содержат в себе возможности сближения и согласия. Следовательно, и переговоры сохраняют всеобщее свойство разговора: чтобы вести разговор, надо уметь слушать"[31]. Соглашаясь с обоснованностью этой точки зрения, нужно учитывать и сформулированную выше концепцию единства коренных и долговременных интересов граждан государства. Целесообразно обратиться к введенному Дж. Ролзом понятию "перекрывающего консенсуса" (overlapping consensus), под которым этот ученый понимал разделяемые всеми сторонами конфликта "фундаментальные идеи", которые могут стать основой для достижения соглашений и аргументом, которые участники переговоров могут привести своим внутренним оппонентам. При этом Дж. Ролз признавал, что достижению консенсуса должно предшествовать достижение компромисса[32].

Переговоры не могут состояться без доброй воли сторон, осознания последними их необходимости. Вместе с тем переговорный процесс имеет ряд закономерностей, не зная которые участники с большой вероятностью зайдут в тупик. Данная модель представляет собой не спонтанное нахождение решения в непринужденной беседе, а последовательное выполнение ряда требований. Как указывают Б.И. Хасан и П.А. Сергоманов, должны быть определены предмет переговоров, интересы и цели, общие и отдельные для сторон, применимые правила, стандарты принятия решений и относящиеся к делу прецеденты, варианты разрешения ситуации, взаимные обязательства участников и ресурсы для исполнения таковых, круг лиц, привлекаемых к делу, способы осуществления контроля за выполнением решений и санкции за нарушение последних[33].

Б.И. Хасан и П.А. Сергоманов выделяют два модельных переговорных сценария: "позиционный торг" и "переговоры по интересам". Первый сводится к тому, что стороны не слышат аргументы друг друга, сразу же выдвигают определенные предложения, а затем усиленно их защищают. Переговоры по второму сценарию начинаются с выяснения истинных интересов участников, которые могут существенно отличаться от декларируемых, определения правил принятия решения, критериев его справедливости и проверке соответствия интереса и позиции[34].

Посредник и арбитраж

Наивна точка зрения, согласно которой для прекращения столкновений, особенно кровопролитных, представителям противоборствующих сторонам достаточно встретиться и изложить свои аргументы. Организации конструктивного взаимодействия сторон конфликта призвана способствовать, в частности, такая форма организации переговоров, как посредничество. В задачу посредника входит налаживание коммуникации и общения сторон. Он должен как можно точнее понять предмет разногласий и составить повестку переговоров[35]. Как указывает М.М. Лебедева, в задачи этого лица входит формирование и поддержка ориентации участников конфликта на поиск взаимоприемлемого решения, создание условий для обмена информацией, оказание помощи в диагностике ситуаций и выборе оптимального варианта соглашения, помощь обеим сторонам в "сохранении" лица, а также регулирование и контроль переговорного процесса и выполнения достигнутых договоренностей[36].

Анализируя провал кэмп-дэвидских переговоров между Израилем и Палестиной, проходивших при посредничестве США, Г. Киссинджер указывает, что посредник не должен чрезмерно стремиться к скорейшему успешному завершению переговорного процесса. Автор утверждает: "Когда договаривающиеся стороны понимают, что посредник видит свое место ровно посередине, у них возникает искушение выдвинуть самые радикальные требования в надежде, что таким образом им удастся передвинуть срединную позицию максимально близко к той, которой они на самом деле добиваются. Или же они начинают заниматься обструкцией – что, в сущности, одно и то же – с целью вынудить посредника выдвинуть еще более благоприятные для них предложения как средство выхода из тупика… Посредничество же между двумя сторонами без ясного представления о том, чего хочешь добиться, может привести лишь к повторению кэмп-дэвидского провала"[37]. При этом, по мнению Г. Киссинджера, следует понимать: "Быстрый бег к финалу, вероятнее всего, приведет к очередному взрыву"[38]. Первоначально "дипломатические усилия должны сконцентрироваться на ряде промежуточных соглашений. Целью таковых следует официально признать не достижение окончательного мира, а длительный период сосуществования"[39].

По подсчетам К. Хартцеля, за последние 50 лет успешными переговорами сторонами завершились более половины межгосударственных войн, но только четверть межэтнических конфликтов[40]. Данное обстоятельство требует углубленного изучения  стратегии, тактики и методики проведения последних, а также межэтнических конфликтов как сложного многоаспектного явления, в рамках которого, как правило, пересекаются противоречивые интересы многих прямых и косвенных участников.

Арбитраж представляет собой разрешение конфликта уполномоченным лицом[41] с точки зрения заранее установленных норм. Р. Дарендорф различает простую и обязательную разновидность этого способа разрешения конфликтов: обе означают, что стороны обязаны обращаться к помощи третьего лица, вторая предполагает, что стороны обязаны также выполнять решение, принятое последним[42]. Ш.-Л. Монтескье, анализируя опыт Римской империи, отмечал, что сенат присвоил себе роль трибунала, который судил все народы; по окончании каждой войны он выносил постановления о наказаниях и наградах, которые каждый из них заслужил[43]. К основным принципам этой модели относятся доверие сторон к авторитету и мудрости арбитра, а также компетентность такового в предмете конфликта, а также в методике изучения вопроса и принятия решения[44].

Надежда

Ряд правил обращения с конфликтами формулирует В.П. Пугачев. Он указывает, что должно проводиться различие между предметом и участниками конфликта, заявленными позициями и действительными интересами сторон. Автор полагает, что конфликт решается путем перемен, а не замораживания существующего состояния, при этом возможность положительных изменений обусловлена сотрудничеством сторон. Односторонние уступки нежелательны, так как одна из сторон будет чувствовать себя ущемленной[45]. Дополняя автора, следует заметить, что другая сторона в этой ситуации будет чувствовать себя победителем, а значит, считать все совершенные ее представителями действия, в том числе и противоправные, приемлемыми, а значит, допустимыми и в будущем. Решение конфликта, по мнению В.П. Пугачева, должно быть легитимировано культурой, то есть опираться на ценности, признаваемые всеми сторонами[46].

Как отмечал Д. Хоровитц, "Этнические проблемы неподатливы, но не всецело безнадежны"[47]. Представляется, что грамотное, научно обоснованное применение лучших достижений научной мысли с учетом конкретно-исторической специфики позволит, во всяком случае, снизить межэтническую напряженность до уровня, не препятствующего существованию и развитию политически организованного общества.

Сергей Подъяпольский