К 20-летию референдума по сохранению СССР: юридико-политические штрихи к полотну дезинтеграции Советского Союза

"Крупнейшая геополитическая катастрофа XX в." породила значительный объем литературы, где рассматриваются причины, течение и последствия дезинтеграции Советского Союза[1]. Высказываются различные точки зрения о роли, какую играли в произошедшем  экономический, этнический и иные факторы.

Видный исследователь национализма Э. Хобсбаум полагает, что "главной причиной начавшихся в 1989 году перемен было отнюдь не национальное напряжение (которое эффективно контролировалось даже там, где оно действительно существовало, ...), но прежде всего курс на самореформирование,  который взял советский режим", в том числе то обстоятельство, что он "разрушил центральную командно-административную систему, позволявшую ему функционировать... Национализм действительно выиграл от этих процессов, но он не был... их подлинной движущей силой".

Представляется, что формулированию выводов должен предшествовать системный и неэмоциональный анализ хода процесса, имевшего комплексный многоаспектный характер. В основу исследования предлагается положить разработанную Т. Парсонсом трактовку общества как социальной системы, состоящей из четырех взаимосвязанных подсистем: экономической, обеспечивающей удовлетворение потребностей граждан, политической, отвечающей за целедостижение, социализирующей, посредством которой передаются общепринятые нормы, правила и ценности, а также подсистемы институтов "социального сообщества", отвечающей за интеграцию социума, установление и сохранение связей солидарности между его элементами.

В данной статье будет рассмотрено, каким образом нормативные акты, принимавшиеся в конце 1980-х – начале 1990-х гг., а также деятельность политических акторов, осуществлявшаяся в этот период, влияла на каждую из перечисленных составляющих.

Целостность политической подсистемы подрывалась, прежде всего, провозглашением производности компетенции Советского Союза и его органов от республиканской, возможности осуществления последней лишь в той мере, в какой республики дают на это свое согласие и верховенства регионального законодательства над союзным. Последний принцип неминуемо вел к разрушению единства правовой системы.

Эстонский прецедент бродит по стране

В Декларации о суверенитете Эстонской ССР, принятой 16 ноября 1988 г., утверждалось: суверенитет республики (формально предусматривавшийся и ранее) "означает, что ей в лице ее высших органов власти, управления и судебных органов принадлежит высшая власть на своей территории… дальнейший статус республики в составе СССР должен быть определен Союзным договором". Как пишет в своих мемуарах тогдашний председателя Президиума Верховного Совета республики А. Рюйтель, "еще никогда за семьдесят лет существования СССР ни одна союзная республика и ни один государственный деятель ничего подобного не провозглашали: республиканские законы верховенствуют над законами Союза!"[2].

Десять дней спустя было созвано заседание Президиума Верховного Совета СССР, на котором указанная Декларация была признана недействительной.  Было высказано требование о смещении А. Рюйтеля с поста, однако, как пишет этот политик, "для этого у самой Москвы средств не было, а в Верховном Совете Эстонии это план, скорее всего, провалился бы". Союз ограничился тем, что потребовал от А. Рюйтеля извинений и отказа от данной Декларации, однако тот, выйдя на трибуну, сказал, что извиняться не собирается. 5 декабря того же года отменить названный акт отказался и Верховный Совет ЭССР. Лишь указами от 14 мая 1990 г. Президент СССР признал недействительными декларации о независимости Литвы и Эстонии, однако никаких реальных действий в защиту Конституции СССР предпринято не было[3].

Эстонский опыт был взят на вооружение в других союзных, а также в автономных республиках. Массово принимавшиеся Декларации о государственном суверенитете провозглашали главенство республиканского законодательства над союзным.

Конфедерация или федерация?

26 апреля 1990 г. Верховный Совет СССР принял закон, согласно которому к положению союзных приравнивался статус автономных республик. Как указывает Л.М. Млечин, этот шаг был предпринят М.С. Горбачевым в борьбе против Б.Н. Ельцина. Последний, в свою очередь, заявил в Уфе и Казани, что эти республики могут взять столько суверенитета, сколько они "проглотят"[4]. Таким образом, борьба этих двух лидеров велась методами, подрывающими единство государства.

12 июня 1990 г. Декларацию о государственном суверенитете принял Верховный Совет Российской Федерации. За ее принятие проголосовало 907 депутатов (в том числе коммунисты), 13 против и 9 воздержалось[5]. В конце октября 1990 г. был принят закон "О действии актов Союза ССР на территории РСФСР", устанавливавший наказание для граждан и должностных лиц, исполняющих союзные законы не ратифицированные Россией. По замечанию А.И. Лукьянова, тем самым "впервые в мировой юридической практике правонарушением объявлялось соблюдение законов"[6].

3 апреля 1990 г. был принят Закон СССР "О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР". Этот нормативный акт устанавливал достаточно сложную правовую процедуру. Она включала в себя проведение респубиканского референдума, рассмотрение его результатов Верховными Советами республики и Союза ССР, изучение мнений всех национально-территориальных образований, входящих в состав последнего, и принятие итогового решения Съездом народных депутатов СССР[7]. Однако в начале сентября 1991 г. в нарушение этого нормативного акта, решение о независимости Латвии, Эстонии и Литвы было принято постановлением только что созданного Государственного Совета СССР[8].

 Как указывает С.В. Чешко, важным шагом на пути к дезинтеграции страны стало высказанное в начале 1991 г. М.С. Горбачевым утверждение о допустимости сочетания внутри СССР федеративных и конфедеративных связей[9]. Следует согласиться, что подобное высказывание основывается на игнорировании различия между федерацией как формой государства и конфедерацией как международно-правовым союзом.

Закономерным следствием правового хаоса стала потеря управляемости страной. 13 октября 1990 г. на совещании у М.С. Горбачева Президент  Республики Казахстан Н.А. Назарбаев заявил: "У меня нет рычагов управления. И у вас, Михаил Сергеевич, тоже. Нужна власть. Все – прокуратура, милиция и т.д. – боятся, поскольку раскритикованы в печати. Нет механизма власти". Логичным завершением такого развития событий стало принятие 19 декабря 1991 г. Президентом РСФСР Б.Н. Ельциным решения о прекращении деятельности МИД СССР, а на следующий день Президиумом Верховного Совета РСФСР - постановления об упразднении Государственного банка СССР[10].

Партийные элиты против СССР

Как и в случае с распадом Югославии[11], важную роль в процессе дезинтеграции страны сыграл раскол внутри элит. Происходил он и внутри Коммунистической партии СССР, политическая роль которой и без того снижалась, в том числе "благодаря" усилиям ее собственного руководства. А ведь по выражению последнего председателя КГБ СССР В.А. Крючкова, "партия в то время была стержнем общества… на котором, хотели мы того или нет, держалась советская власть, держава"[12]. В 1998 г. А.Н. Яковлев открыто признал: "У нас был единственный путь – подорвать тоталитарный режим изнутри при помощи дисциплины тоталитарной партии. Мы сделали свое дело"[13].

 20 декабря 1989 г. съезд Коммунистической партии Литвы с пятикратным перевесом голосов принял решение о выходе этой организации из состава КПСС и призвал "коммунистов республики объединиться во имя общей цели, каковой является независимое Литовское государство и демократическое общество. Через пять дней на внеочередном пленуме ЦК КПСС М.С. Горбачев осудил это решение, однако спустя еще несколько дней выехал в Вильнюс, где заявил, что поддерживает самоопределение республик вплоть до отделения от СССР, а поэтому дал указание выработать необходимый для этого правовой механизм[14].

В марте 1990 г. первый секретарь ЦК Коммунистической партии Узбекистана И.А. Каримов был избран Президентом республики. Этому примеру быстро последовали партийные секретари других республик[15].

Определенную роль в дезинтеграционном развитии событий сыграли, в частности, два секретаря республиканских ЦК по идеологии. В украинской компартии эту должность занимал один из подписантов Беловежских соглашений Л.М. Кравчук, в таджикской – Г. Бобосадыкова.[16].

Слом "силового блока" государства

Важным аспектом деструктивного процесса стало разрушение единства системы правоохранительных органов, армии, а также вооруженных сил.

Распаду единства государства способствовала децентрализация органов внутренних дел, проведенная в 1988-89 гг. под руководством В.В. Бакатина. Как указывает В.А. Крючков, "Центр передал почти все права и соответственно задачи на места; министерства внутренних дел союзных республик получили практически полную независимость; центр лишился влияния, оставив за собой подготовку кадров в центральных учебных заведениях, разработку методологии борьбы с преступностью…" и ряд других второстепенных функций. При этом "решение кадровых вопросов передавалось на места"[17].

Важной составляющей деструктивного процесса стала дискредитация и последовавшая за этим дезинтеграция армии. Как указывает историк И.Я. Фроянов, использование войск в ходе конфликтов в Тбилиси, Баку и Вильнюсе "сопровождавшееся кровопролитием, преследовало цель отнюдь не наведения порядка, а, напротив, обострения ситуации с весьма негативным для советской армии общественным резонансом. Каждый раз армию "подставляли", а затем обливали грязью, в чем просматривается определенный замысел"[18].

Е.М. Стригин, анализируя создание летом 1989 года на I Съезде народных депутатов CCCР комиссии по тбилисским событиям апреля 1989 года, предполагает, что некоторые силы "поддержали эту идею только потому, что была возможность нанести превентивный удар по людям в погонах… Они хотели указать, чтобы военные не вмешивались в предстоящие в будущем межнациональные конфликты"[19]. Не случайно в указанную комиссию были включены представители народных фронтов прибалтийских республик[20].

Закономерный результат такого рода использования армии не заставил себя долго ждать. Еще в ноябре 1989 г. Верховный Совет Эстонской СССР принял решение оставить эстонских призывников для прохождения срочной службы на родине, а также установил, что не менее половины внутренних войск, находящихся на территории этой республики, должно состоять из местных молодых людей[21]. В феврале 1990 г. одна из дивизий, расположенных в Таджикистане, отказалась войти в Душанбе для подавления беспорядков, опасаясь, что впоследствии отдавшие такой приказ от них откажутся и их же обвинят в насилии против мирного населения[22]. В январе 1991 г. начальник Тартусского гарнизона Дж. Дудаев заверил А. Рюйтеля в том, что его подчиненные не прибегнут к силе, и он сделает все для того, чтобы территорию его части не покинул ни один солдат[23]. 2 февраля 1991 г. двести офицеров провели собрание в Киеве с требованием создать отдельные украинские Вооруженные силы[24].

Разрушение  экономической системы

Важным аспектом дезинтеграции Советского Союза стало раздробление единого экономического пространства. Как указывает Е.М. Примаков, экономика Советского Союза представляла собой единый народнохозяйственный комплекс, однако "вместо создания общесоюзной рыночной инфраструктуры ставку сделали на так называемый "региональный хозрасчет". В республики передавалась государственная собственность. В некоторых из них решалось, отчислять ли средства в союзный бюджет"[25].

В 1988 г. эстонские экономисты разработали программу республиканского хозрасчета (IME, дословно - "чудо"). Она преподносилась как прогрессивная модель реформирования экономических отношений. Суть ее состояла в том, чтобы переподчинить значительную часть союзных предприятий республиканским властям, а остальные поставить в двойное подчинение, резко сократить отчисления республик в союзный бюджет, дать право последним самостоятельно вести внешнеэкономические операции. Радикальные интерпретации такого "хозрасчета" предусматривали также учреждение таможенных границ между республиками СССР и введение региональных денежных единиц.

Как утверждает С.В. Чешко, в кулуарных дискуссиях эстонские исследователи признавали, что IME — это вовсе не "самохозяйствование", а шаг на пути к политическом суверенитету. Руководство Народного фронта Эстонии прямо провозглашало, что предпосылкой республиканского хозрасчета должен быть экономический и политический суверенитет республик[26].

4 июля 1990 г. Верховный совет РСФСР принял закон "О собственности на территории РСФСР", согласно которому имущественные права на природные богатства и основные производственные фонды на территории России должны были регулироваться законами России, а союзному центру они могли лишь "предоставляться" на основании российских законов и союзного договора.

Закон РСФСР о формировании бюджета на 1991 г. закрепил формирование последнего на основе одноканальной системы налогообложения. Тем самым Союз лишался собственных источников финансирования.

Демонтаж советского народа

Деструктивным процессам подверглась и социализирующая подсистема. В конце 1980-х – начале 1990-х гг. в Прибалтике выдвигались и обосновывались псевдонаучные идеи о вреде смешанных браков и "национально-русского" двуязычия. Утверждалось, в частности, что овладевание двумя языками одновременно якобы негативно сказывается на развитии ребенка. В Латвии и Эстонии занимались подсчетами, какова должна быть максимальная доля "русскоязычного" населения, чтобы не создавалась угроза для "коренных" этносов.

В 1991 г. В.В. Гриценко по результатам этносоциологического исследования, проведенного "в одном из молодых городов Северного Казахстана", констатировала ухудшение социально-психологического климата вокруг национально-смешанных семей. В обществе стало распространяться отрицательное отношение к последним со стороны как родителей, так и ближайшего социального окружения[27].

Дезинтеграция охватила и систему высшего образования. К примеру, летом 1989 г. министерство народного образования Грузии приняло решение о разделении Абхазского университета в Сухуми по национальному признаку и создании в нем филиала Тбилисского госуниверситета. Это привело к беспорядкам, в результате которых 17 человек погибло и 448 получило ранения[28].

В тесной связи с системой образования находятся вопросы языковой политики. 31 августа и 1 сентября 1989 г. Верховный Совет Молдавской ССР принял законы "О статусе государственного языка МССР" и "О функционировании языков на территории МССР" соответственно. Эти нормативные акты провозглашали государственным молдавский язык с латинским шрифтом, утверждая его идентичность с румынским. Принятие данных нормативных актов способствовало обострению как молдавского национализма, так и возникшего в ответ на последний приднестровского движения за автономию.

В законе Эстонской ССР "О языке" было сказано, что эта республика "обеспечивает приоритет развития эстонскоязычной культуры, одновременно поддерживая культурную деятельность других национальных групп"[29]. Населению Украины сепаратисты стали навязывать в качестве общегосударственного средства общения галичанский диалект украинского языка. При этом малороссийский "суржик" и литературный русский вытеснялись, их использование стало поводом для социальной маргинализации[30].

Наибольшей деструкции подверглась подсистема институтов "социального сообщества", отвечающей за интеграцию социума, установление и сохранение связей солидарности между его элементами. В культурном пространстве целенаправленно разрушалась идеациональная связь - связь, объединявшую граждан страны в единое социокультурное целое.

Как указывает Г. Демирдек, конструируя представление о своей нации как едином "воображаемом сообществе", идеологи национализма в то же время разрушают уже существующую аналогичную ментальную целостность, т.е. пытаются "сжать" имеющийся в наличии образ[31]. По словам П. Монро, "Семидесяти лет стремящегося к могуществу, строго управляемого Советского Союза, с четко выраженной политикой контроля над образами, оказалось недостаточно, чтобы предотвратить поворот самих символов лояльности против тех, кто их пропагандировал".

По выражению С.Е. Кургиняна, "чем меньше возможности приказывать, тем больше должно быть умения убеждать"[32]. Однако отказавшись от административных рычагов, Советская власть не создала эффективных институтов работы в сфере public relations – хотя зарубежная практика такого рода освещалась в советской литературе еще в 1960-е гг.[33]. Как утверждали эксперты одного из калифорнийских политологических центров, "по степени восприимчивости к мифологемам общественное сознание советских граждан близко иранскому или нигерийскому"[34]. Жители СССР в массе своей не имели опыта критического осмысления манипуляций общественным мнением. А значит, утратив доверие к коммунистической идеологии, они не приобрели устойчивости к деструктивным политическим технологиям. 17 октября 1990 г. на заседании Президентского Совета А.И. Лукьянов заявил: "Проиграли мы борьбу за студенчество и молодежь… У Ельцина – группа, которая делает паблисити. У нас нет такой группы"[35].

Как указывает шведский профессор социальной антропологии Дж. Фридман, "Когда "не работает" будущее, тогда всегда прошлое. Последнее стабильно и теоретически неизменно, как бы оно не обновлялось в соответствии со специфическими нуждами. Эта устойчивость предлагает убежище от мира отчуждения,.. где будущее уже не доминирует над настоящим… Когда движение останавливается, отчуждение становится неодолимым"[36].

Существенную роль в усилении националистических настроений сыграли псведоисторические исследования, "удревняющие" историю народов. К примеру, на Украине получила распространение точка зрения, согласно которой "древние укры" возникли еще до н.э., Атилла – это праукраинец Гатило, легендарная Троя – село Троешина близ Днепра и т.д. А.Д. Мачигов утверждал, что "чеченцы являлись основателями государственности Руси... Днепру могли дать имя только чеченцы. Кельтское влияние на варяг является чеченским". Но всех превзошла газета "Исламская нация", где была опубликована статья, в которой утверждалось: "кавкасионцы и древние европейцы принадлежат к одному антропологическому типу, т.е. кроманьонцы - это суть кавкасионцы, т.е. предки вайнахов".

С такого рода "современными мифами" тесно связаны историко-территориальные идеологемы, обосновывающие ссылками на те или иные события "великое прошлое" и "исконные границы" территорий тех или иных этнических групп. Как указывает А.А. Цуциев, "национальные картины прошлого нередко выстраиваются по лекалам современных фобий и отражают актуальное соперничество за политическую власть… Идеологическая функция национальных ретроспекций состоит в утверждении предпочтительной статусной иерархии – отношений исторического "хозяина" и "гостя" для оправдания иерархических отношений в… настоящем"[37].

Анализируя историко-территориальные идеологемы, выдвигавшиеся сторонниками азербайджанского, армянского, абхазского, вайнахского, черкесского и осетинского национализмов, автор показывает, что сложная многовековая история Кавказа содержит факты, которые могут быть использованы националистами для обоснования принадлежности значительной части этого региона любому из названных этносов[38]. Истинная же историческая наука должна заниматься не поддержкой такого рода мифов, а изучением исторического процесса во всей его сложности и многогранности.

Новые старые нацреспублики

Подрыв всех четырех подсистем, обеспечивавших целостность Советского Союза создал почву для отрицания его легитимности. Националисты титульных этносов республик Советского Союза, имевших "предысторию" в виде несоциалистических государств, существовавших в первой половине XX в., провозгласили преемственность первых государственных образований от вторых. Логическое завершение отрицания легитимности Советского Союза было выражено в статье В. Свободы и Г.В. Старовойтовой, опубликованной 31 октября 1991 г. в газете "Литературная Украина". Авторы квалифицировали как "международное преступление" создание СССР в 1922 г. (!)[39].

Уже в 1989 г. Эстонская партия национальной независимости предложила восстановить Эстонскую республику, основанную в 1918 г. Как пишет А. Рюйтель, "носителями преемственности" при этом поскольку "люди, являвшиеся гражданами Эстонии до оккупации и их законные потомки. … рекомендовалось определить статус тех, кто приехал жить в Эстонию в течение периода оккупации. Это должно было скорректировать нашу демографическую ситуацию и исключить возможность политического влияния неграждан (по причине их многочисленности) на жизненный уклад эстонского общества". Тогда эта идея показалась чрезмерно радикальной даже Народному фронту республики. Однако пару лет спустя такой подход стал применяться на практике в соседней Латвии. 11 марта 1990 г. Верховный Совет Литвы принял постановление о восстановлении Литовской Республики и о приостановлении деятельности на ее территории Конституции Литовской ССР и Конституции СССР, а также Законов СССР[40]. В марте 1991 г. был избран Конгресс Эстонии. Этот орган принял Декларацию о восстановлении законной государственной власти на территории данной республики.[41].

Примеру Прибалтики последовали сторонники независимости ряда других республик. Те молдавские сепаратисты, которые были сторонниками самостоятельной Молдовы, ссылалась на Молдавскую Демократическую Республику, основанную в 1918 г. и вскоре поглощенную Румынией. Другая часть этого течения, выступавшая за объединение Молдовы с Румынией, опускала эту короткую фазу или интерпретировала ее как шаг на пути к союзу[42].

Провозглашение преемственности республик, провозглашающих свой государственный суверенитет, с государствами, существовавшими в первой половине XX в., сопровождалось изменениями официальной символики. Весной 1988 г. на Днях охраны памятников старины в Тарту "впервые появился один из символов прежней государственности Эстонии – сине-черно-белый флаг. Тогда Комитет госбезопасности запретил вынос флага, но вскоре Президиум Верховного Совета объявил" этот триколор "национальным сочетанием цветов". 17 февраля 1989 г. этот же орган провозгласил Днем независимости Эстонии 24 февраля - день провозглашения Эстонской республики в 1918 г. - и постановил водрузить в этот день на башне Длинный Герман "сине-черно-белый национальный флаг" [43].

9.04.1991 на основе результатов референдума Верховный Совет Грузинской ССР принял нормативный акт о восстановлении государственного суверенитета Грузии как правопреемника Грузинской демократической республики. Конституция Грузинской ССР 1978 г. была отменена, вместо нее в действие вступила Конституция ГДР 1921 г. Эти решения дали дополнительные аргументы приверженцам самостоятельности Абхазии, ведь эта республика никогда не была частью меньшевистской Грузии, хотя и была ей оккупирована в 1918 г. под предлогом борьбы против большевиков[44].

Примеру националистов союзных республик стали следовать и в автономных. В докладе профессора Карачаево-Черкесского педагогического института К. Лайпанова на IV съезде карачаевского народа в 1991 г. утверждалось: "До 1828 года Карачай являлся самостоятельным государством. Им управляло народное собрание и вали – глава исполнительной власти… После присоединения к России сохранилась государственность карачаевцев, хотя она была сильно ограничена царской администрацией, которая нередко вмешивалась во внутренние дела"[45].

История никогда не повторяется буквально. Тем не менее, системное изучение дезинтеграции Советского Союза может способствовать как углублению теоретических представлений о распаде сложных социальных систем, так и предотвращению подобного развития событий в современной Российской Федерации.

Сергей Подъяпольский