О понятии межэтнического конфликта
Конфликт: зло или благо?
Распространенность и трудноразрешимость межэтнических конфликтов, а также тяжесть их последствий побуждают к углубленному изучению данного явления. В рамках этой работы объединяют свои усилия специалисты различных специальностей – этнологи, политологи, социологи и т.д. Представляется, что политико-юридические исследования, затрагивающие эту междисциплинарную сферу, должны включать осмысление результатов работы других специалистов с учетом закономерностей существования и развития политически организованного общества и права.
Как это свойственно для терминологии общественных наук, споры вызывает уже само понятие "конфликт". По словам М.Н. Руткевича, "представление о конфликте как противоборстве, противостоянии (conflictus по латыни — столкновение) появляется на ранних стадиях развития речи-языка, отображая, наряду с категориями „мы“ и „они“, повседневные факты столкновений между людьми и племенами". Автор указывает, что в 1950-х гг. как своеобразная реакция на господство структурного функционализма возникла конфликтологическая школа, приверженцы которой утверждали, что "конфликт — не „болезненное явление“, а неизбежный спутник общественной жизни, выполняющий позитивную роль в качестве рычага, который способствует исправлению недостатков и утверждению прогрессивных изменений".
Представляется, что такой подход имеет свои сильные стороны. Конфликты это часть жизни, а попытки их не замечать или скрывать (в том числе от самих себя) их существование никогда не доводили до добра. В особенности это касается конфликтов межэтнических. Как указывает С.В. Чешко, еще за полгода до начала конфликта в Нагорном Карабахе этносоциологи предупреждали власть о вероятности такого развития событий, однако эта информация была проигнорирована[1]. Вместе с тем, нельзя отрицать научных достижений функционалистской школы, показавшей, что общества представляют собой сложно организованные системы, где даже внешне иррациональные элементы могут выполнять важную роль в поддержании социальной целостности.
По мнению Б.И. Хасана и А.П. Сергоманова, назначение конфликта "состоит в том, чтобы через… разрешение произошло снятие актуализировавшегося в нем противоречия"[2]. Как полагает Ю.Г. Запрудский, "в состоянии конфликта люди более четко осознают как свои, так и противостоящие им интересы, полнее выявляют существование объективных проблем и противоречий общественного развития". Отдавая должное этому тезису, следует учитывать, что, как показывают исследования бихевиористов, люди и в обыденной жизни сплошь и рядом принимают нерациональные решения, противоречащие их интересам. А для участников многих конфликтов – особенно межэтнических — характерны некритическое восприятие информации и прочие феномены "психологии толпы", под влиянием которых нередко предпринимаются действия иррационального характера.
Из воспоминаний С.Е. Кургиняна о событиях "черного января" в Баку: "Житель города возбужденно говорит мне о том, что танк выпустил по нему три снаряда. Указывает, где именно это произошло. В указанном месте танков не было и быть не могло. Из пушек танки по людям вообще не стреляли. Но этот человек убежден в своей правоте. Он и детям эту историю будет рассказывать, и внукам"..
Кроме того, люди нередко делают вполне осознанный выбор в пользу не диалога с опонентами, а политического насилия. Мотивация многих активных участников межэтнических конфликтов носит утилитарный характер: велик соблазн улучшить свое материальное положение за счет имущества, отнимаемого у жертв "этнических чисток".
Яркий пример – беспорядки в Баку в январе 1990 года. "Схема действий погромщиков была однотипной. Вначале в квартиру врывалась толпа из 10-20 человек, начинались избиения армян. Затем появлялся представитель Народного фронта, как правило, с уже оформленными по всем правилам документами на обмен или якобы продажу квартиры, после чего немедленно предлагалось покинуть жилище и направиться в порт. Людям разрешали брать вещи, но при этом отбирали деньги, драгоценности, сберегательные книжки". Кривопусков В. Мятежный Карабах. Из дневника офицера МВД СССР. Издание второе, дополненное. — М: Голос-Пресс, 2007. — С. 223. См. также: Подъяпольский С.А. "Криминологические аспекты „этнического предпринимательства“
Ряд сторонников „позитивной школы“ предлагает чрезвычайно широкую дефиницию социального конфликта. К примеру, Р. Дарендорф понимает под ним „любое отношение между элементами, которое можно охарактеризовать через объективные (“латентные") или субъективные ("явные") противоположности"[3]. Формы конфликта варьируются, по мнению этого ученого, от войны до беседы и дискуссии[4]. При этом ученый различает конфликты актуальные и потенциальные[5].
Поскольку мышление требует не сведения всех феноменов в объем одного понятия, а выстраивания системы категорий, более рациональным представляется подход, проводящий различие между противоречиями, которые, представляя собой, по выражению Г.В.Ф. Гегеля, "корень всякого движения и жизненности", и собственно конфликтом как столкновением, вызванным последними. Разумными представляются и предложения М.Н. Руткевича и Ю.Г. Запрудского ввести понятие конфликтной (или предконфликтной) ситуации, которая "характеризуется ростом напряжения между противоположными силами и может быть постепенно смягчена, если стороны (или одна из них) идут на уступки, если принимаются эффективные меры по урегулированию назревающего конфликта"[6]. По мнению В.С. Казакова, признаком, отличающим конфликтную ситуацию от собственно конфликта, является тот факт, что участники последнего совершают конкретные действия, проявляют материально-практическую активность[7].
Указывая, что социальный конфликт не сводится к борьбе или столкновению, В.C. Казаков определяет его как "тип взаимодействия различающихся между собой социальных субъектов, в процессе которого они, во-первых, встречают трудности (препятствия) для удовлетворения своих потребностей и реализации интересов из-за ограниченности общих ресурсов, что побуждает акторов к активному действию, и, во-вторых, достигают той или иной степени согласованности и сотрудничества (кооперации) по совместному освоению этих ресурсов, что приводит к изменению социальной системы в той или иной форме (революции, реформы, модернизации, трансформации и т.д.)"[8]. Представляется, что вторая часть данной дефиниции содержит указание на желательные следствия конфликта, которые, однако, не наступают сами собой, а являются результатами действий по его урегулированию.
Учитывая употребление термина "конфликт" в этологии и зоопсихологии, информатике и ряде других областей, вызывает разногласия и вопрос о значении термина "социальный конфликт". Можно разграничить два значения последнего: широкое, относимое ко всем конфликтам, сторонами которых являются люди и их более или менее организованные группы, а также узкое, при котором в этом качестве выступают социальные классы, но не отдельные люди и не малые социальные группы. М.Н. Руткевич указывает на относительность грани между "малыми" и "классовыми" конфликтами[9]. Далее по тексту этой статьи термин "конфликт" и "социальный конфликт" будут употребляться как синонимы, имеющие "широкое" значение, указанное выше.
Самораскручивающийся маховик
Даже те конфликтологи, которые заостряют внимание на позитивном аспекте исследуемого ими явления, признают существование наряду с конструктивными и деструктивных конфликтов, отличительной чертой-признаком которых является "тенденция к расширению и эскалации конфликтных действий"[10]. Как раз эта черта в высшей степени характерна для межэтнических конфликтов.
Как отмечает В.А. Тишков, участники межэтнических конфликтов нередко оказываются "в плену спирали насилия, которую они же и породили, но… уже не в силах контролировать"[11]. Более того, специалисты говорят о циклах насилия, которые могут повторяться через одно-два поколения. К примеру, в ходе изучения югославского конфликта была выявлена тесная связь современного поведения с психологическими травмами, связанными со Второй мировой войной[12]. В.И. Козлов утверждает, что во время экспедиционной работы в Азербайджане и Армении в начале 1980-х ему удалось установить, что память об "армяно-татарской резне" 1918 г. и даже 1905 г. "сохранилась довольно отчетливо", а это во многом обусловило последующее развитие конфликта в Нагорном Карабахе[13].
По выражению Р. Дарендорфа, "конфликты всегда стремятся к кристаллизации и артикуляции"[14]. Ю.Г. Запрудский указывает, что конфликты могут способствовать существенной дифференциации социальных структур и их реинтеграции на новой основе[15]. В.Б. Козлов отмечает, что этнические идентичности могут значительно усиливаться в ходе социального конфликта. Это явление он называет "этнификацией участников конфликта". По мнению исследователя, "группы как этнические сущности создаются иногда путем слияния малых групп перед лицом общего врага, иногда через раскол того, что раньше считалось единым народом. Сформированные когда-то", в дальнейшем они развиваются как реально существующие этносы[16].
Н.Ю. Нежурина-Кузнечная определяет межэтнический конфликт как одну из форм отношений между национальными общностями, характеризующуюся состоянием взаимных претензий, имеющую тенденцию к нарастанию противостояния вплоть до вооруженных столкновений и открытых войн[17]. В.А. Тишков предлагает несколько иную дефиницию, понимания под этим явлением "любую форму гражданского, политического или вооруженного противоборства, в котором стороны или одна из сторон мобилизуются, действуют или страдают по признакам этнических различий"[18]. Для того, чтобы проверить и уточнить предложенную дефиницию, нужно вспомнить, что научное изучение явлений предполагает их классификацию.
В.П. Пугачев указывает, что конфликты могут делится по различным основаниям: числу участников, степени остроты, широте конфликтного взаимодействия, скорости протекания, объектам, целям и т.д.[19] По первому признаку межэтнические конфликты, как правило, относятся к межгрупповым, хотя могут проявляться и в форме дискриминации индивида иноэтничной группой.
В зависимости от областей проявления выделяются конфликты внешние и внутренние[20]. Данное классификационное основание отчасти условно, ведь все зависит от уровня рассмотрения. Например, конфликт, внешний по отношению к определенной организации, является в то же время внутригосударственным. Кроме того, в межэтнический конфликт, происходящий внутри государства, могут быть вовлечены диаспоры соответствующих этносов, проживающие за рубежом, различные международные силы и т.д. Яркий пример этому – конфликты в бывшей Югославии и на постсоветском пространстве[21].
Еще одна классификация подразделяет конфликты на канализируемые, предполагающие ограниченность сферы соперничества и круга участников, и эскалируемые, "характеризующиеся неограниченным и расширяющимся спектром конфликтного взаимодействия"[22]. Именно последняя черта характерна для межэтнических конфликтов. Она обусловливает сложность их разрешения и высокий риск деструктивных последствий.
Куклы и кукловоды
Б.И. Хасан и П.А. Сергоманов предлагают "различать употребление таких понятий, как стороны и участники конфликта…. далеко не все, кто так или иначе вовлечен в конфликт, являются его непосредственными и прямыми участниками. В сложной структуре конфликтного взаимодействия можно выделить его подлинных субъектов — позиционеров в конфликте и их агентов и фигуры, так или иначе представляющие собой ресурсы сторон"[23]. Применительно к межэтническим конфликтам определение их действительных фигурантов представляет сложную задачу, неверное решение которой ставит под сомнение все дальнейшие аналитические операции и политические ходы.
Существует точка зрения, согласно которой сторонами межэтнических конфликтов являются непосредственно этнические общности. С.М. Широкогоров писал о том, что "борьба между этносами есть естественная функция человечества"[24], конкуренция первых стимулирует развитие последнего[25]. В основе такой борьбы лежит, по мнению этого ученого, выработка каждым этносом особых способов приспособления к среде, с которой они взаимодействуют. К числу таких способов автор относит и социальную организацию общества[26]. Таким образом, исследователь не уматривает принципиальных различий между независимым политическим обществом, этнической общностью и хозяйственно-культурным типом – категориями взаимосвязанными, но не тождественными.
Представляется, что масштабные процессы этногенеза и этнического развития, которые нередко охватывают многие миллионы людей на протяжении значительных исторических периодов, не должны заслонять от исследователя более "прозаические" моменты. Не случайно, к примеру, В.В. Дегоев указывает, что напряжение в северокавказских республиках Российской Федерации "зачастую возникает не столько между этносами, сколько между этноэлитами, управляющими северокавказскими субъектами РФ"[27].
Следует учитывать, что в ситуации конфликта от имени этносов, подменяя их интересы своими, зачастую выступают политические манипуляторы. Последние нередко опираются на тайную или явную поддержку различных политических сил, в том числе и зарубежных. Э. Кедури указывает, в частности, на роль Великобритани и Япониии в развитии арабского и индонезийского национализмов соответственно[28]. По мнению этого исследователя, "Там, где националисты не находили державы, на которую они могли опереться, их заговоры и восстания терпели крах"[29].
Вместе с тем, как указывает Э. Геллнер, "Призыв к культурной ("этнической") идентичности — не результат заблуждения, которое изобрели заумные романтики, распространяют безответственные экстремисты и используют в своих эгоистических интересах привилегированные классы с целью одурманить массы и отвлечь их от реальных проблем. Этот призыв обусловлен реалиями современной жизни и его нельзя просто сбросить со счетов, проповедуя всеобщее братство или сажая в тюрьму экстремистов"[30]. Нельзя упускать из виду, в частности, взаимосвязь межэтнической напряженности с такими этническими процессами, как изменение классово-профссиональной и демографической структур этнических общностей.
В зависимости от частоты и продолжительности конфликты подразделяются на единичные, периодические или частые, а также скоротечные или же длительные, затяжные[31]. Эскалируемость межэтнического конфликта обусловливает высокую вероятность превращения его в затяжной. Примером тому являются многолетние войны в Руанде, Анголе и Судане, столкновения этнорелигиозных групп в Ольстере, сепаратизм бретонцев во Франции, а также басков и каталонцев в Испании[32].
Есть ли выход из колеи?
Конфликты нередко подразделяются на антагонистические и неантагонистические. Данная классификация предполагает, что первые не могут быть разрешены без устранения одного из участников, тогда как вторые допускают примирение сторон[33]. Разумность такого деления вызывает сомнения, ведь ввиду "принципиальной непредсказуемости случайных комбинаций социального взаимодействия"[34], на момент начала конфликта "мы никогда не сможем с полной уверенностью сказать, как будут развиваться и чем закончатся… события в… конкретном случае"[35].
Ю.В. Бромлей и Р.Г. Подольный отмечали: "Национальные проблемы возникают не потому, что есть нации, а потому, что нарушается справедливость в межнациональных отношениях"[36]. Cледует, конечно, учитывать, что массовые представления о последней обусловлены, в частности, этнокультурными установками, а также поддаются манипулятивным воздействиям.
Как указывает Я. Резель, "нет ничего предопределенного в этнических конфликтах… Если мы будем смотреть на этнические конфликты не как на трагическое противостояние между первобытными группами, а как на результаты плохой полтики, мы, по крайней мере, сможем определить им место в сфере политической реальности и, таким образом, признать, что они могут быть предотвращены, управляемы и обсуждаемы на переговорах"[37]. Несмотря на то, что в любом конфликте – особенно межэтническом – присутствуют иррациональные моменты, грамотные своевременные действия могут минимизировать риски и, наоборот, незначительная стычка может стать поводом для эскалации конфликта – подобно тому, как незатушенный костер в сухую погоду может породить катастрофический лесной пожар.
В зависимости от количества причин различаются одно- и многофакторные, а также кумулятивные конфликты. Для последних характерно наложение нескольких причин друг на друга, приводящее к резкому усилению интенсивности. Как правило, этнический фактор является лишь одним из аспектов конфликта наряду с социально-экономическими и иными проблемами. В.А. Тишков указывает: "Случаев этнических конфликтов в их „чистом“ виде", когда "один народ выступает против другого по причине некой природной враждебности, фактически не встречается, хотя в процессе эскалации насилия этническая принадлежность может стать единственным… принципом выбора жертв"[38].
Дж. Даймонд, анализируя межэтнических конфликт в Руанде, указывает на его обусловленность целым рядом обстоятельств. Важную роль сыграла аграрная перенаселенность, вызвавшая эрозию традиционных социальных норм (в частности, в сфере наследования земельных участков). В ситуации эрозии родственных связей потерял прежнее значение и тот факт, что треть жителей этой страны имела смешанное происхождение[39]. Вместе с тем, "геноцид явился результатом сознательного поощрения страха и ненависти современной элитой, стремившейся удержаться у власти… Эти люди полагали, что массовая резня восстановит единство хуту под их руководством и поможет им выиграть войну"[40]. Кроме того, "страх руандийских хуту перед тутси явился результатом многолетнего господства тутси над хуту, многочисленных вторжений в Руанду, возглавляемых тутси, массовых убийств хуту, устроенных тутси, а также убийств отдельных политических лидеров хуту в соседней Бурунди"[41]. Сыграло определенную роль и снижение цен на кофе, экспорт которого имел большое значение для экономики страны[42].
В зависимости от наличия или отсутствия нормативной регуляции конфликты делятся на институциализированные, развивающиеся в рамках закона и принятых процедур, и неиституциализированные. Протекающие вне таковых. Межэтнический конфликт может относиться как к тому, так и к другому виду – это как раз зависит от разумности и системности осуществляемого в данном государстве правового регулирования межэтнических отношений. Таким образом, межэтнический конфликт представляет собой межгрупповое многофакторное или кумулятивное социальное столкновение, затрагивающее этнические ценности и (или) интересы, легко эскалируемое и имеюще тенденцию стать затяжным. Конфликтная межэтническая ситуация представляет собой межэтническую напряженность, имеющую аналогичные характеристики и грозящую вылиться в конфликт.
Сергей Подъяпольский
[1] Чешко С.В. Роль этнонационализм в распаде СССР// Трагедия великой державы: национальный вопрос и распад Советского Союза/ Отв. ред. Г.Н. Севостьянов/ Сост. С.М. Исхаков. М: Издательство "Социально-политическая мысль", 2005. 459.
[2] Там же. С. 23.
[3] Степаненкова В.М. Понятие социального конфликта в теории Р. Дарендорфа // "Социологические исследования". – 1994. — №5. – С. 141.
[4] Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // "Социологические исследования". – 1994. — №5.
[5] См.: Руткевич М.Н. Указ. соч. Там же.
[6] Руткевич М.Н. Указ. соч. Там же. См. также: Запрудский Ю.Г. Внутри конфликта // Социологические исследования. – 1993. — №7. — С. 56.
[7] Казаков В.С. Социальный конфликт: проблема определения // Социология: теории, методы, маркетиг, 2004. — С. 161.
[8] Казаков В.С. Социальный конфликт: проблема определения // Социология: теории, методы, маркетиг, 2004. — C. 165.
[9] См.: Руткевич М.Н. Указ. соч. Там же.
[10] Там же. С. 29.
[11] Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте (этнография чеченской войны). — М: Издательство "Наука", 2001. — С. 355.
[12] См.: Там же. С. 376.
[13] См.: Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М: Старый сад, 1999. — С. 306.
[14] Дарендорф Р. Указ. соч. С. 142-143.
[15] См.: Там же.
[16] См.: Козлов В.Б. Социологические проблемы деятельности органов внутренних дел в условиях межнациональных конфликтов. Монография. – М.: МЮИ МВД России, 1996. — С. 24-25.
[17] См.: Нежурина-Кузнечная Н.Ю. Популярная этнопсихология. — Минск: Харвест, 2004. — Указ. соч. — С. 351.
[18] Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности в России. — М., 1997. — С.480.
[19] Пугачев В.П. Политология. Справочник студента. – М.: Филологическое общество "СЛОВО", ООО "Фирма „Издательство АСТ“", 1999. — С. 196-197. — С.531.
[20] Там же.
[21] Гулиев М.А., Коротец И.Д., Чернобровкин И.П. Этноконфликтология. – М.: ИКЦ "МарТ"; Ростов н/Д: Издательский центр "МарТ", 2007. – С.8.
[22] Там же. С. 532.
[23] Хасан Б.И., Сергоманов П.А. Указ. соч. С. 63-64.
[24] Широкогоров С.М. Этнос: Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений. Изд. 2-е. – М.: Книжный дом "ЛИБРОКОМ", 2011. — С. 116
[25] Там же. С. 126
[26] См.: Там же. С. 124-127.
[27] Дегоев В.В. "Губернизация" против этнократизма. О некоторых методологических подходах к северокавказским проблемам // Россия XXI. – 2006. — №3. — С. 59.
[28] См.: Кедури Э. Национализм / Э. Кедури; пер. с англ. А.А. Новохатько. – 4-е изд., расш. – СПб: Алетейя, 2010. — С. 93.
[29] Там же.
[30] Геллнер Э. От родства к этничности // Цивилизации. Вып.4, М., 1997. – С. 101-102.
[31] Пугачев В.П. Указ. соч. С. 533.
[32] Гулиев М.А., Коротец И.Д., Чернобровкин И.П. Указ. соч. С. 8.
[33] Пугачев В.П. Указ. соч. С. 531.
[34] Запрудский Ю.Г. Указ. соч. С. 56.
[35] Там же.
[36] Бромлей Ю., Подольный Р. Возможна ли дружба народов?// Психология национальной нетерпимости: Хрестоматия/ Сост. Ю.В. Чернявская. Минск: Харвест, 1998. С. 235.
[37] Rosel J. Nationalism and Ethnicity: Ethnic Nationalism and the Regulation of Ethnic Conflict. P. 167.
[38] Тишков В.А. Указ. соч. С. 241.
[39] Даймонд, Дж. Коллапс. Почему одни общества выживают, а другие умирают. [пер. с англ.] / Джаред Даймонд. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2008. – С. 448, 439.
[40] Там же. С. 438.
[41] Там же. С. 435.
[42] См.: Там же. С. 451.